Гарриет Бичер-Стоу. Хижина дяди Тома (фрагмент)

Глас в Раме, слышен плач и рыдание и вопль великий; 

Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет.

Мистер Гэлей и Том тряслись в своей повозке и ехали всё дальше и дальше каждый погруженный в собственные размышления. Странное явление представляют мысли двух людей, которые сидят рядом, под ними одно и тоже сиденье, у них одинаковые глаза, уши, руки и прочие органы, одни и те же предметы проходят перед их взорами; а между тем, у каждого из них свои собственные мысли, нисколько не похожие на мысли другого.

Возьмем, например, мистера Гэлея: он думал о росте Тома, о его сложении, о том за сколько можно продать его, если удастся сохранить его полным и здоровым. Он думал, как ему составить свою партию; он высчитывал рыночную стоимость тел мужчин, женщин и детей, которые войдут в нее, и перебирал в уме разные подробности своего ремесла. Потом он думал о самом себе, какой он гуманный: другие торговцы сковывают своим неграм руки и ноги, а он надел Тому кандалы только на ноги и оставил ему руки свободными, пока он будет вести себя хорошо. Он вздохнул, подумав о неблагодарности человеческой природы, кто знает, может быть, и Том не ценит его благодеяний. Сколько раз его надували негры, с которыми он был особенно милостив! И несмотря на это он остался добрым человеком, — просто удивительно!

Том с своей стороны думал о словах прочитанных им в одной древней, немодной книге; слова эти всё время вертелись в голове его: „Зде пребывающаго града не имам, грядущаго же взыскуем; там и сам Бог позволит нам называть Его нашим Богом, ибо это он уготовил нам град“. Слова эти взяты из древней книги, которую читают преимущественно невежественные и неученые люди, и которая во все времена имела странную власть над простыми, бесхитростными умами, в роде Тома. Слова её потрясают душу до глубины, и словно трубный звук возбуждают бодрость, энергию, мужество там, где было лишь мрачное отчаяние.

Мистер Гэлей вынул из кармана несколько листков газет и принялся с большим интересом просматривать объявления. Он не вполне бегло читал, и потому взял привычку читать вполголоса, как бы проверяя слухом свои глаза. Между прочим он прочел следующее:

Продажа с аукциона. — Негры. Согласно постановлению суда, во вторник, 20 февраля, на площади перед судом в городе Вашингтоне, штат Кентукки, имеют продаваться нижеследующие негры: Агарь — 60 лет; Джон — 30 лет; Бен — 21 года; Саул — 25 лет; Альберт — 14 лет. Продажа назначена для удовлетворения кредиторов и наследников умершего Джесса Блечфорда, эсквайра.

Душеприказчики: Самуил Моррис; Томас Флинт.

— Это надо будет посмотреть, — обратился он к Тому за неимением другого собеседника. — Видишь, я хочу набрать партию первый сорт, с которой ты поедешь. В хорошей компании тебе будет весело и приятно ехать. Значит, мы первым долгом должны отправиться в Вашингтон, там, делать нечего, тебе придется посидеть в тюрьме, пока я справлю свои дела.

Том совершенно покорно принял это приятное известие. Он только спрашивал себя, у многих ли из этих несчастных людей, осужденных на продажу, есть жены и дети, и будут ли они так же страдать расставаясь с ними, как он страдает. Надо сознаться, что наивные, мимоходом брошенные слова о тюрьме произвели далеко не радостное впечатление на бедного человека, который всегда гордился тем, что живет честно, безукоризненно. Да, мы должны сказать, что Том гордился своею честностью, ведь ему, бедняге, больше и гордиться нечем было, — если бы он принадлежал к высшим слоям общества, вероятно, он никогда не был бы доведен до такой крайности. Как бы то ни было, время шло и вечером Гэлей и Том удобно поместились, один в гостинице, другой в тюрьме.