Как рассказывать детям о Холокосте: опыт зарубежных стран

Одна из сквозных тем сайта  Памамбук– разговор о детских книгах, связанных с «болевыми точками» истории ХХ века. Мы уже обсуждали с экспертами и читателями события Второй мировой – блокаду Ленинграда, поражение союзных войск в Дюнкерке, бомбардировку Хиросимы и лагеря для этнических японцев в США в период Второй мировой войны.
Эта статья посвящена Холокосту. Может ли Катастрофа стать темой детской книги? Как донести до ребенка понимание тех событий – и надо ли вообще это делать? Родители, педагоги, писатели, издатели ищут ответы на эти трудные вопросы. Возможно, опыт других стран подскажет нам новые направления поиска.

Филолог, краевед, педагог

В 1984 году, закончив второй класс, я проводила лето в спортивном лагере в Латвии, в небольшом городе Валмиера. Оттуда нас возили на экскурсии по всей республике. За тридцать прошедших лет я забыла почти все эти поездки, кроме одной – в лагерь смерти «Куртенгоф», расположенный в Саласпилсе.

На огромном пустом поле – гигантские скорбные фигуры. Стучит метроном. Надпись: «За этими воротами стонет земля»…

«Люди мира, на минуту встаньте. Слушайте, слушайте…» – учили мы на уроках пения в начальной школе слова песни «Бухенвальдский набат». В детском саду нам рассказывали о блокадном дневнике Тани Савичевой: «Умерли все. Осталась одна Таня». И у меня до сих пор хранится маленький блокнот с красной звездой – «книжечка октябренка», в которой, готовясь к пионерской клятве, мы записывали рассказы о пионерах-героях: о пытках, убийствах, смертях.

Моя личная память, как и память многих моих сверстников, чье детство пришлось на последнее десятилетие Советского Союза, сохранила немало свидетельств того, что никто не скрывал от нас, детей, ужасы Второй мировой. Кто-то из детей пропускал все это мимо. Кто-то боялся. Кто-то начинал интересоваться. Конечно, мы многого не понимали. Но мы видели, слышали, запоминали, пытались понять. Мы знали. Надо ли знать это нашим детям?

Девятилетней девочкой в Саласпилсе я впервые услышала о том, что существует целый народ, который, по мысли фашистов, должен был исчезнуть. Правда, латвийских евреев в этом лагере не было – их уничтожили еще до его постройки. Так для меня начался Холокост.

Посредники
В Европе и Америке, не говоря об Израиле, вопрос «надо ли знать детям про Холокост?» не стоит. Ответ на него и так всем очевиден: да, детям надо это знать. В книжных магазинах, библиотеках, в списках детской исторической литературы есть специальный раздел «книги о Холокосте». А внутри этого раздела выделены даже издания для детей от 2 до 5 лет… Для большинства жителей нашей страны это выглядит невероятным: в детсадовском возрасте рассказывать детям о Холокосте?!

Рассматривая книги о Холокосте, адресованные дошкольникам, мы не найдем душераздирающих фотографий из концлагерей. Трагедия начинается в доме, где живут евреи. Именно обычной домашней жизни европейских детей-евреев, внезапно ломающейся с началом войны, и посвящены многие детские книги.

Мышление ребенка-дошкольника предметно. История – и «большая» история государств и народов, и малая история семей – приходит к детям через что-то известное, понятное, конкретное, то, что можно потрогать, пощупать, погладить. Так в книгах о Холокосте появляется «посредник» – тот, кто соединяет маленького читателя XXI века с историей ребенка военного времени: собака, кошка, бабочка, игрушка.

Сюжетной основой книги Батшевы Даган «Чика, собачка из гетто» стала история о том, как пятилетнему Михасю не разрешают держать в гетто любимую собаку Чику. Он отдает Чику своей подруге-христианке. После войны, пережив многочисленные испытания, Михась возвращается к своей собаке – и она узнает его.

Автор этой книги, Батшева Даган – очень известный человек. Участница еврейского сопротивления, узница Освенцима, после войны она стала педагогом и разработала специальную методику – как говорить с детьми о Холокосте. И написала несколько детских книг – не страшных, но очень грустных. Эти книги – сгустки эмоций. Не страха, гнева, ужаса, а печали и скорби. Именно с этого начинается понимание Холокоста. Книга о собаке Чике издана на иврите, английском, польском и многих других языках, но, увы, на русском ее пока нет.

В другой детской книге, «Три куклы» (она издана на русском языке в Иерусалиме), посредниками между современными детьми и теми, кто пережил Холокост, становятся куклы. Ирит Абрамски рассказывает историю трех кукол, которые вместе со своими хозяйками пережили годы Катастрофы в разных городах Европы. Три куклы – три девочки – три судьбы. Каждая кукла – не просто игрушка, это своего рода талисман. Друг. Помощник. Тот, кто помогает выстоять. «Парижанка» Колетт вынуждена вместе со своей хозяйкой скитаться по всей Франции, меняя имена и служа копилкой для денег всей семьи. Кукла Джерта попадает в венгерскую тюрьму и словно «срастается» со своей хозяйкой, та в буквальном смысле не выпускает ее из рук ни днем, ни ночью. Кукла Зузя живет в заброшенном польском подвале, среди крыс и угольных мешков. Все эти истории подлинны. В книге есть фотографии девочек, их рассказы, а самих кукол можно увидеть в мемориальном центре «Яд Ва Шем» в Иерусалиме.

«Бабочка» американки Патрисии Полаччо («The butterfly», Patricia Polacco) – история двух французских девочек, живущих в оккупированном городке. Моника случайно обнаруживает в своей собственной спальне Севрин, которая прячется от нацистов в подвале ее дома. Бабочки, которыми любуются девочки во время своих ночных вылазок в город, становятся здесь символом свободы. Фашисты давят их, но бабочки летят всё дальше и всё выше… Эта книга не переведена на русский язык, но многие библиотеки и музеи США и Европы включают ее в список рекомендованного чтения для детей от 5 лет.

Образы
Житейские истории о детях – не единственный способ рассказать современному маленькому читателю о Холокосте. Американский карикатурист Арт Шпигельман делает это в визуальном пространстве комикса – жанре, который любим многими детьми XXI века и язык которого им отлично известен. В 1991 году вышло двухтомное издание его графической книги «Мышь» («Maus», Art Spiegelman). Сюжет основан на реальной семейной истории Шпигельмана – сына польских евреев, скитавшихся по всей Европе, не раз менявших имя и сумевших выжить. Символизм художника вполне понятен: евреев он изображает как мышей, а фашистов – как котов. Книга Шпигельмана получила огромное читательское признание и множество наград.

На русском языке книга вышла под названием «Маус» в издательстве «АСТ» (2013 г.).

Совсем другой образный ряд появляется в книгах, основанных на стихах и рисунках детей из концлагеря Терезин, расположенного на территории современной Чехии. Во время войны там было организовано своего рода «образцовое гетто», которое фашисты демонстрировали Красному Кресту и всему миру: работали школы, театры, больницы, кафе, синагоги. Сохранившиеся рисунки терезинских детей выставлены в Пинкасовой синагоге, входящей в комплекс Еврейского музея Праги. Педагогический и психологический опыт Терезина исследуется во всех европейских странах. На русском языке многие рисунки и переводы детских стихов были опубликованы в книге Елены Макаровой «Крепость над бездной», их изучение продолжается и сейчас в рамках терезинского проекта «Я продолжаю жизнь».

В нашей стране пока не изданы книги о Терезине, предназначенные детям от пяти лет. На Западе такие книги есть. Одна из самых известных, «Светлячки во тьме», написана Сюзанной Рубин и рассказывает о Фридл Дикер-Брандейс, учительнице рисования, венской еврейке, погибшей в Терезине («Fireflies in the Dark», Susan Goldman Rubin; этой удивительной женщине посвящена книга Елены Макаровой «Фридл»). Здесь есть и рисунки детей, и истории из жизни в Терезине – простые, живые, понятные. Чтение и рассматривание такой книги позволяет современному ребенку напрямую вступить в диалог с прошлым, услышать, увидеть, узнать настоящих детей военного времени.

Исчезновение
Третий путь «посвящения» детей в трудную и страшную тему связан с исследованием пространства. Облик всей Европы, в том числе европейской части России, коренным образом изменился после войны. Не только потому, что многие города и деревни были разрушены. С лица земли исчезла уникальная культура европейского еврейства – маленьких еврейских местечек, еврейских кварталов в столичных городах. Реконструкция исчезнувшего пространства – увлекательнейшая задача для ребенка старше 6 лет. Путешествуя по современному городу, он отыскивает в нем следы тех, кто жил здесь много лет назад. Начинается поиск следов: где работали эти люди? Как они отдыхали? Где покупали еду? Собственное тело ребенка – отсчитывающего шаги, прикасающегося к стенам – становится инструментом познания истории.

Один из лучших образцов этого жанра – детский путеводитель по еврейскому кварталу Будапешта, написанный Жофией Солга («A pesti zsidonegyed guerekeknek» Zsofia Szolga). Это книга не связана напрямую с темой Холокоста. Она помогает детям освоить ушедший мир будапештских евреев, найти в современности следы этого мира. Здесь много интерактива: заданий на рассматривание зданий, изучение окружающего мира, в книге можно писать, рисовать, вклеивать свои находки. Жофия Солга подает еврейскую жизнь как часть многонациональной культуры Австро-Венгрии и современной Венгрии, для нее это общемировое культурное наследие.

В центре еврейского квартала Будапешта и детского путеводителя по нему – великолепнейшее здание будапештской синагоги. А за ее пределами – обжигающий душу памятник будапештским евреям. Их подводили к берегу Дуная, заставляли разуться и стреляли в спину.

Постскриптум

Психолог Светлана Олешко-Гортинская:

Я работаю в НИИ детской гематологии и трансплантологии имени Р. М. Горбачевой с детьми и подростками, которые больны разными онкогематологическими заболеваниями. Они, правда, не совсем обычные дети. Они гораздо больше, чем среднестатистический ребенок, знакомы со смертью. У них умирали знакомые ребята, друзья. И с совсем юного возраста большинство из них знает, что смерть скоро может прийти и к ним тоже. Но они редко говорят и думают о смерти. Гораздо реже, чем взрослые. Они все хотят выздороветь и надеются, что им это удастся. Разве что иногда, когда долго больно или тошнит, они устают и могут сказать: «Все надоело. Уж лучше бы я умер поскорее». Но потом им становится лучше, и они снова смеются и играют.

Нужны ли детям, которые лечатся в нашей клинике, книги о сверстниках, переживших горе, боль, смерть? Я не знаю, у меня нет такого опыта. Мы предлагаем родителям читать детям веселые книги – Носова, Драгунского. Наверное, стоит попробовать предложить им другой список. Хотя бы для того, чтобы дети, привыкшие к тому, что им сочувствуют, их жалеют, смогли посочувствовать кому-то еще. Может быть, кому-то это даст возможность через идентификацию с героем полнее принять и прожить собственные чувства – страх, боль, горе, надежду, разочарование, отчаяние, радость. В «обычной» нашей детской литературе подобные эмоции почти не встречаются. Возможно, кто-то получит пример того, как в невыносимых условиях сохранить способность радоваться жизни, видеть прелесть мира вокруг. И не забывать, что жизнь идет и сейчас, а не только продолжится, когда и если он вылечится.

Нужно ли другим, здоровым и благополучным детям подобное чтение? Мне кажется, все это важно в становлении личности любого человека. Умение сопереживать, сочувствовать, выходить за грань эгоцентрической позиции, поплакать о другом, пожалеть его... Способность ощутить в себе, назвать, прожить свои горькие переживания. Будучи созвучны чувствам литературных героев, такие эмоции обретают получают право на существование.

Анна Рапопорт

«Папмамбук» глубоко признателен за помощь в подготовке этого материала Валерию Дымшицу (центр «Петербургская иудаика»), Золтану Херману и Жофии Солга (KulturAktiv, Будапешт) и сотрудникам Музейного комплекса «Яд Ва Шем» (Иерусалим).